КОНТИНЕНТ ВЛАСТИ

Это было решено в тот час, когда творился мир. Он творился для победителей. Имена последних известны. И были те, кого называли пеонами, холопами — те, кто не мог найти в себе сил вырваться из круга борьбы за выживание. Этих имен не помнит никто. Иваны, родства не помнящие? Значит, такое родство, что не стоит вспоминать. История бывала разной — и иногда такой, что вражеский сапог, втаптывающий ее в грязь, был прав и достоин уважения. И когда партии делятся на тех, кто был под каблуком и тех, кто под подметкой — не стоит жалеть на них сапога.

У всех свое предназначение. Крестьяне (пеоны, батраки, холопы) годятся для приумножения богатства феодалов, корпоратистов или наций. Крестьянин есть начало начал. Все от него исходит и в него вернется. Но то, что между — жизнь.

О том, что есть такие люди — пеоны, холопы — нужно сказать особо. Пеон в общественном восприятии — больше не социальное положение, а состояние души. Это крестьянин, живущий чуть выше грани абсолютной нищеты, смирившийся со своим положением, ничего не требующий, ни на что не надеющийся и продолжающий род по мере возможности — всеми силами пытаясь отхватить от жизни маленький кусочек чего угодно — в рамках того, что ему положено отхватить. В теории Гумилева они названы «гармоничными людьми», чей запас «пассионарности» равен инстинкту самосохранения. У него же встречается понятие гомеостаза — состояния этноса в равновесии с окружающей (природной) средой. В общем принимая теорию этногенеза, а, равно, понятие гомеостаза, очень тяжело поверить в «пассионарность» — тем более вызванную неведомыми мутациями. Тем более, противопоставлять тягу к расширению жизненного пространства инстинкту самосохранения несерьезно — это однонаправленные инстинкты, это фактически один инстинкт, и у качественных людей все инстинкты в норме. Убрать «пассионарность» — без лишней карты гумилевский домик не рассыплется. Но заменить ее на качественность — как результат правильного, свободного естественного отбора, равно имеющую следствием тягу к расширению ареала, или, социального жизненного пространства — почти все встает на место.

Люди рождаются качественными, гомеостатичными и больными. По доминирующей группе нация себя и ведет — сама она только собрание моментов. За вероятностными исключениями от свободного союза людей, по любви рождаются люди качественные, а в силу затрудненности реализации этой задачи — из-за сословных, социальных, традиционных вопросов — рождаются гомеостатичные или больные. В деревнях, а тем более в бедных деревнях, потонувших в предрассудках и договорных браках, в борьбе за выживание, при бегстве почти всех умудрившихся родиться сильными и смелыми, качеству взяться неоткуда. Так и появляются ареалы пеонов и им подобных персонажей. Они — в гомеостазе, они в равновесии с природной средой, они выживают. Конечно, и их можно довести до восстания, но при этом нужно потерять остатки не только совести, но и мозгов.

Россия — равно все пеонские страны — страна не демократии. При всеобщих выборах победят кандидаты, стоящие в биологическом смысле ближе к пеонам. В результате будет проводиться пеонская политика, не нуждающаяся в прогрессе. Корпоратисты пеонам как элемент вырождающийся и биологически уступающий психологически ближе, чем здоровые силы общества.

По теории вероятности у пеонов рождаются дети качеством выше родителей. Но это уже не пеоны. Это прогресс, первая ступень прогресса, ведущая к переделам жизненного пространства.

Число гомеостатичных людей меняет не принципы борьбы за жизненное пространство, а тактику. Если таких людей мало — имеют смысл гражданские инициативы, а если очень много — получается жесткое противостояние небольших групп, доходящее до войны. Владельцы пространства, владельцы власти против претендентов — суть почти всех конфликтов в истории. А пеоны останутся пеонами — и ничего в этом трагичного нет.

Пеоны — особый вопрос. При его осмыслении теряют смысл все обвинения русского народа в долготерпении, покорности, глупости, лени, скотстве. Все эти обвинения можно отнести только в адрес интеллигенции, а пеоны не обязаны ничего предпринимать, пока голод не выбьет их из состояния равновесия с природной средой. У пеонов — биологическая программа. Они существуют — и это их сознание. Пеоны терпят до крайности везде и всегда. В России в силу распыленности населения их всегда было очень много.

Мир не перестает изменяться. С тем, как человечество разобралось с широтой и долготой, оно открыло множество других измерений и материков, которые при всей своей физической близости трудновоспринимаемы для современного сознания. А путешествия в них интересны не менее географических открытий.

Континент власти. В принципе известно только то, что эта земля существует и золота в ней больше, чем в Америке до конкистадоров. Про этот материк существует не меньше легенд, чем существовало у древних. Континент заселен, и трудно сказать, в какой степени людьми и в какой самой натуральной нечистью. И эта нечисть существует физически, вне зависимости от человеческих представлений о ней.

Раньше не имело смысла писать о континенте — он был на виду, он не был загадочной страной, он принимал формы замка или дворца. Люди знали, к кому обращать претензии. Только сейчас он скрывается за информационным туманом.

Существует мир пеонов и существует континент власти. Социальные понятия достаточно сложны, и представить их через понятия географические — один из множества возможных вариантов описания.

Закон сохранения власти: власть не исчезает и не появляется, она переходит из одной формы в другую. Желательная тенденция — к ее распылению, но истинная — с научно-техническим прогрессом — к концентрации. Власть нельзя уничтожить. Она была, есть и будет. Владеть властью — это владеть свободой. Война на континенте — это не уничтожение его как такового, не погром — это захват территории, которая в данном случае и есть власть.

В мире есть не много вещей, предоставляющих власть их обладателям. Это деньги, оружие, люди и иногда идеи. Это способность быть мстителем. Это талант организатора. Соединяясь вместе, это создает реальную силу. Дальше путь только один — организация экспедиции на континент. И только на этот континент, потому что других больше не существует. Раньше в России была Сибирь — что сильно сглаживало социальные противоречия. Еще раньше — украины. Сейчас остался только континент власти.

Человеку нужна власть, нужно владение властью — для самоуважения как минимум. Власть — это гарантия свободы. Власть распоряжаться собой могла бы быть предоставлена людям — тем более на российских просторах. Власть — она не цель, она средство для свободного творчества. Даже если человек не считает себя творцом, все равно он творит жизнь — настоящую и будущую. Достаточно не считать себя животным — и это уже творчество. А для этого нужно преодолеть, преломить животность российской власти.

Сложно сказать, есть ли стремление к идеалу успеха, идеалу победы, идеалу… Скорее есть вообще стремление к идеалу и его отсутствие. Идеалы можно превозносить самые разные. Это и стремление к идеалу успеха, и стремление к идеалу благополучия. В меру сил, возможностей и отсутствия возможностей для человеческой жизни.

Рано или поздно приходится по-новому пересматривать мир. В свое время человечеству было тяжело представить, что Земля круглая, еще тяжелее — что она вертится. Хотя до этого считалось совершенно естественным, что земля плоская и стоит на месте. В мире многое меняется, и если присмотреться — это все равно что возвращается.

История сделала очередной круг — и то, что казалось древними сказками, преданиями и фантастикой — стало реальностью. Сказки и предания оживают и материализуются.

Континент — это место, где реальность сливается со сказками. Мир сейчас в большей степени таинственный, в нем больше мистического и сакрального, чем в эпоху географических открытий.

Вампиры — захватывают людей с целью получения донорской крови на продажу — случаи в Китае. Воскресшие покойники — те, кто биологически несовместим с жизнью и должен был вымереть давным-давно. Латы рыцарей возвращаются в виде бронежилетов, арбалеты — как самое бесшумное оружие. Колдуны от средств массовой информации. Правители с мерой власти, не снившейся никаким сказочным королям.

ХХ век показал себя временем размытия представлений о добре и зле. И вот, все возвращается — корпоративные системы как вместилища концентрированного биологического зла и стремление к прекрасному во всех моментах жизни — как единственный шанс наций на существование — естественно, выбор сил добра. Корпоратисты не ожидали подобного успеха. Но если их предшественница-чернь была ничем, эти стали не силами зла, а самим злом.

Континент власти — это романтика нашего времени. Прекрасный в архитектурном плане дворец не станет менее прекрасным, если в нем заведутся крысы.

Континент власти — это волшебный континент, где по мановению руки возникают города и заводы, где все бытовые проблемы решаются одой силой взгляда, где возможности создавать прекрасное не ограничены.

Над континентом горят путеводные звезды идеалов. Тот, кто пойдет на свет этих звезд — на континент рано или поздно выйдет. Нужно понять, как это красиво. Не всем дано. Только тем, в ком живы стремления — все равно какие — все они производные от стремления жить.

Как же получилось, что континент заселен… даже не нечистью, а именно нежитью — самыми биологически ущербными родами? Населен именно теми, кого тяжело ассоциировать с драконами или саблезубыми тиграми, но кого вполне можно представить как разросшиеся гроздья всепожирающей ядовитой слизи?

Пока герои на нем воевали, нежить пряталась. Герои перебили друг друга — и тогда нежить вылезла и захватила континент. Все из-за жестокости борьбы, а не потому, что она такая сильная.

Континент власти — кланы и их вожди. Континент власти — субкультура переплетенных клановых линий. Корпосистема — результат крупной аккумуляции биологического шлака. Как они оказались на верху? Сталин боялся талантливых людей и возвышал уродов. Возвышенцы, в свою очередь, тоже. По отношению к себе — к уродам. А на третьей ступени — уроды по отношению к уродам по отношению к уродам.

Получение безопасных сверхприбылей от власти стало возможно благодаря усложнению социально-общественных связей. За ними континент власти скрылся — как в тумане. Современные официальные политические технологии в принципе не могут описать ничего подобного континенту. Их задача — этот континент скрыть, как бы он вообще не существовал, представить власть не местом, а отвлеченным понятием, где не живут, не существуют, а куда иногда на время приходят, играют в какие-то игры и уходят в тень. Если власть отделять от жизненного пространства — так можно все представить; но сливаясь, они создают континент как постоянную, не условную, реальную реальность.

Чтобы быть князем на континенте, не обязательно иметь территориальный удел — хотя у многих уделы именно такие. Достаточно иметь несколько нефтяных скважин и несколько наемников — это и есть удел, княжество в современном виде.

Кланы есть сейчас — но их не было и не будет. Они пришли на вершины власти, они уже получили все удовольствия, которые только могли представить. Путь завершен, задача выполнена.

В переломные моменты истории в России всегда играют две партии — биологически выродившиеся владельцы пространства и биологически качественные претенденты. Пеоны в биологическом плане находятся в нейтралитете. Пеоны — это часть в большей степени не России, не нации, а российской природы. Конечно, приятно было бы обрушивать на врага громы и молнии, но в последние 2000 лет это искусство, похоже, безвозвратно утеряно.

Лозунг перемен однозначен — пожили сами — дайте пожить другим, дайте место победителям. А насчет передачи и издержек — так победителей не судят.

Континент — это место, где стоят замки кланов нечисти. Континент — это место, где нежить стережет награбленные-накопленные богатства. Захваченные даже не ею, а ее предшественниками.

Корпоратисты имеют право владеть континентом сейчас — они слишком многим жертвовали, живя в его расщелинах и питаясь на его помойках. Они выстрадали право владеть им в конкретном сегодня. Но не больше.

Обвинять по пунктам — дело прокуроров. На континенте особые понятия, несколько отличные от человеческих; здесь вина корпосистемы не в том, что она все развалила, не в том, что она растащила последнее, продала ресурсы и ограбила страну на годы вперед. Вина корпосистемы в том, что она есть. Не за что-то конкретное типа 1, 2, 3, а именно за это ей придется ответить. Паршивая овца не виновата, что она паршивая, но ей все равно место в скотомогильнике. Вина корпосистемы в том, что дегенерация — болезнь заразная. В том, что она занимает место под солнцем. В том, что она не сможет себя спасти.

Нечисть — она разговаривает, только если припереть ее к стенке. Обычно она или кричит, или рычит, или бормочет заклинания, наводя на людей сон и усталость.

Сакральный момент власти состоит в том, что она начинается в момент реализации мести. Власть из мести исходит и местью заканчивается. Вне мести начала борьбы за власть не существует. Месть — именно она сакральный момент, с которого начинают движение шестеренки социальных механизмов. Именно в этом состоит великая тайна и всех успехов, и всех неудач.

За просто так, ради любых самых высоких идей стрелять в людей крайне тяжело, фактически невозможно. Круг истории замкнулся. Люди кланов наделали гадостей достаточно, чтобы им мстить. За что-то конкретное. А с тем, как они гадости делали, возможности мстить сами они лишились — на психическом уровне.

Появился другой тип людей, отличающийся от людей обычных даже внешностью. Они похожи только на себя, для всех остальных они — чужие. Их предшественники боролись за выживание. Они боролись ради потребления. К финалу пути они напотреблялись до блевотины. Они победили, они правят континентом, они выползли на него. И вот с вершины открывается картина движения многочисленных, свежих, новых вражеских армий. Победа. Но силы подорваны. Творческих ценностей нет. Развития нет. Только потребление. Они не могут воевать по-настоящему. Нельзя жертвовать жизнью ради процента от потребления. Они понимают, что безопаснее просто с континента уйти — но скорее это уже не жадность, а форма дегенеративной лени.

Их жизни никому не нужны — только их пространство. И женщинам, и бандитам. Они уже перешли к обороне. Отдельные поселки, охранники, сигнализации, железные двери, решетки на окнах. Охота объявлена — и кто за решеткой, становится не вполне понятным. Как они ползли — так их и уничтожат. В целях безопасности они создали систему, в которой невозможно движение — только загнивание.

Оказалось, что континент штурмуют не периодически, а всегда. Оказалось, что в России материальная польза от континента может быть только сиюминутной — обычно люди, добравшиеся до вершин, оставляли только память о себе.

Корпоратисты — не воины. Это не кланы воинов типа средневековых шотландских. Это не семьи типа итальянских мафий. Это наследники тех, кого называли «жуками» — наследники цепких и пронырливых. Но даже если наследники героев, пришедших к власти, через два поколения мирной и обеспеченной жизни превращались в ленивых и бездарных царедворцев, в тип привилегированной черни, что говорить о наследниках самой челяди?

Настанет день — путь кланов и пути героев пересекутся. Путь на континент власти — это путь героев сегодня. О походе не говорят — его начинают тихо, спокойно, каждый со своей базы, каждый со своим оружием и каждый со своими принципами. Континент доступен всем — именно бедному, а не богатому было легче бросить все и отправиться на ее завоевание. Чем меньше человек имеет — тем легче он на подъем. У каждой жизни своя цена и своя ставка.

Для самих претендентов не стоят политические вопросы. Власть — это место, им правят недостойные; недостойность состоит в том, что претенденты лучше. Претенденты сильнее — это в системе ценностей претендентов. Претенденты привержены хоть каким-то этическим ценностям, и они сделают жизнь красивее — это в системе национальных ценностей. Жизнь всех людей. И от красоты жизни, как круги по воде, пойдут положительные изменения в глобальном плане.

Было бы наивностью полагать, что люди дерутся за власть ради блага незнакомых им людей. Теоретически есть идеалисты, но в современном политическом, да и просто в мире их ничтожно мало. К тому же идеалисты — ничто без мстителей, они не владеют сакральной изначальной властью, и если объединения с мстителями не происходит, идеалисты ничего не добиваются и плохо кончают. За власть люди ведут борьбу в своих интересах — одни из честолюбия, другие ради кармана. Первые предпочтительней, так как способны на высокое.

Континент власти уже открыт. Но пока на нем работают только маленькие группы охотников за сокровищами. За ними пойдут охотники за приключениями. За ними — настоящие завоеватели. Но когда пойдут последние — их доля будет меньше доли первых.

Война должна себя кормить. Если не кормит — путь ложный. Армия завоевателей первым делом выйдет на окраины континента. По меркам центра континента в таком месте серьезных денег нет. Но когда завоеватели эти мизера увидят — а таких они не представляли никогда — остановиться уже не смогут. Так голодные и нищие авантюристы спускались с кораблей на берега Америки и Индии. Первый удар примут мелкие корпоративные группы, уничтожение которых не может быть великим делом. Тылов у завоевателей нет, потому именно мелкий бизнес должен будет взять на себя снабжение. Это и будет проникновением в систему. С окраин континента виды откроются поистине великолепные. Первый шаг, первое столкновение — всегда самые сложные и опасные.

Наемники власти — их будут обходить, они машины. Они не обладают властью. Задача — обойти, не трогая, монстров континента — армию и милицию. Потом их приручат.

Воевать будут только за себя — за свои убеждения, и, следовательно, за свою победу. Выступать против чего-то — тоже не путь. Дорога, ведущая в никуда. Когда враг исчезает, с ним проходит смысл борьбы — остается пустота. Оружие завоевания — как раньше владение мечом, так сегодня — технологиями власти.

Нужно попасть на континент свободным, нужно прийти на него завоевателем, а не быть привезенным в трюмах корабля-работорговца. На континент попадают не так редко — но обычно в качестве прислуги. Пошедший таким путем обычно отказывается от свободы. А все, что ему на континенте дали, отберут после.

Можно предположить, что путь героя может обогнуть континент, что существует множество путей к прекрасному. Да, в мире существует много путей. В мире, но не в России. Да и в мире подавляющее большинство героев совершило свои подвиги именно на континенте. В России континент присутствует в каждой точке, в каждом моменте жизни, здесь он и в науке, и в искусстве, здесь он везде. В России приоритетны не деньги, не собственность, а власть. Все пути ведут в Рим — все дороги на континент. И только на континенте можно свободно — именно свободно — заниматься искусством, наукой, вообще творчеством.

Да и какой же принц без замка? А замок — он ведь на континенте.